К новому председателю Ассоциации КМНС Камчатки Андрею Метелице я обратился с просьбой прокомментировать жалобу членов одной из родовых общин, которые считают, что она стала объектом рейдерского захвата. Однако наш разговор вышел далеко за рамки одного конкретного случая. Вместо комментария получилось интервью.
– Андрей Михайлович, какой процент родовых общин КМНС на Камчатке попал под контроль лиц, не имеющих отношения к коренным малочисленным народам?
– Порядка 70 процентов. Например, в Усть-Большерецком районе из 30 рыболовных участков, выделенных для традиционной хозяйственной деятельности, только девять действительно используются на благо коренного населения.
Закон в качестве исключения предусматривает членство в общине людей, не относящихся к КМНС, если они являются членами семей, которые помогают вести традиционную хозяйственную деятельность. Но за короткий срок это исключение превратилось в правило.
– Когда начался этот процесс? Что послужило причиной?
– Точкой отсчета можно считать 2008 год, когда государство стало закреплять рыбопромысловые участки за пользователями на 20 лет. Пользователей выбирали по итогам конкурсов. Ряд компаний, которые владеют заводами по переработке рыбы, по разным причинам остались без участков (либо проиграли в конкурсах, либо не были к ним допущены). Потеряв прежние источники сырца, они стали искать новые. Самым подходящим вариантом для них оказались общины, получившие участки. «Привязав» общину к своему заводу, его владелец создает видимость законной деятельности. А дальше начинаются «серые схемы», обман, попытки подчинить общины своей воле.
– Когда происходит захват общины, ее члены нередко сами виноваты. Ведь начинается с того, что они обращаются за финансовой помощью к сомнительным коммерсантам.
– Я называю это так: находят неправильных инвесторов. Будущие «партнеры» просят включить их в состав общины, объясняя это тем, что им нужно контролировать, как расходуются их «инвестиции». Им идут навстречу. В итоге они становятся хозяевами общин.
– В этой схеме есть важный момент – фальсификация протокола собрания правления общины по вопросу выбора председателя. Получается, минюст, куда эта бумага поступает на регистрацию, смотрит на все сквозь пальцы?
– Я не вижу в действиях чиновников Минюста злого умысла. Если протокол по форме составлен юридически правильно, то у них нет законных оснований его не регистрировать. Они просто исполняют свою работу так, как это предусмотрено законом. Руководство управления министерства юстиции по Камчатскому краю готово обсуждать с нами эту проблему, вместе искать решение.
– Закон оставляет для «неправильных инвесторов» еще одну лазейку, не требуя доказывать свою национальность. Ведь в паспорте этой графы давно нет.
– Да, это так. Сегодня удостоверить свою национальность можно с помощью паспорта старого образца, свидетельства о рождении, военного билета, судебного решения. Честные общины готовят пакет соответствующих документов. Но это их добрая воля, потому что Минюст не вправе требовать эти документы.
В апреле 2021 года был принят административный регламент, регулирующий отношения в сфере традиционной хозяйственной деятельности. Идет составление реестров коренных малочисленных народов. Надеюсь, это поможет все расставить на свои места.
– Проблема захвата общин характерна в основном для Камчатки?
– Да, потому что только на Камчатке традиционное рыболовство получает такое количество ресурса. На сегодня в крае за родовыми общинами закреплено 229 рыболовных участков. Еще три на севере полуострова в скором времени должны выставить на конкурс.
Если взять статистику последних лет, то ежегодно в Камчатском крае на традиционный лов выделяется порядка семи тысяч тонн лосося. Это больше, чем добывают промышленные предприятия Магаданской области.
Община – это изначально социальный проект государства, направленный на помощь в сохранении народных промыслов и развитии общин, которые должны вести свою хозяйственную деятельность на благо народа и своих членов. Можно поблагодарить государство за этот социальный инструмент защиты и продвижения интересов коренных народов, но оно не научило пользоваться им тех, для кого данный инструмент был создан. Поэтому многие общины, владея рыболовными участками годами, не могут обеспечить своим членам достойную жизнь, копят долги. Члены общин в силу неготовности к новым экономическим отношениям, наивности, юридической неграмотности допускают ошибки, становятся жертвами мошенников.
Как следствие, появляются лжеобщины. Де-юре они существуют законно, но де-факто не приносят пользы коренному населению, пользуясь его ресурсами.
Главная цель моей программы как председателя ассоциации – ресурс, по праву принадлежащий коренным народам, должен использоваться в их интересах. Исправить придется многое, но это решаемая задача. Вернуть общину ее законным владельцам реально. Такие примеры есть. В одном из случаев удалось привлечь к уголовной ответственности гражданина, который пытался захватить в общине власть. Он был осужден за незаконное внесение изменений в ЕГРЮЛ. Сам я не стремлюсь подчинить общины себе, так как они являются самостоятельными хозяйствующими субъектами. Я хочу их объединить, чтобы вместе решать общие задачи.
– Вы сказали, что коммерческий интерес к общинам проявили предприятия, которые остались без рыболовных участков. Но есть и другие примеры. Так, один крупный рыбоперерабатывающий завод из Карагинского района, который получил участки, тоже обзавелся «своими» общинами. А его гендиректор даже стал председателем одной из них.
– Север Камчатки имеет свою специфику. Там ряд родовых общин были изначально созданы промышленниками под конкурсы на рыболовные участки. Я уверен, что в этой ситуации можно найти компромисс в интересах и местных предприятий, инициировавших создание общин для приобретения дополнительных ресурсов, и коренных жителей.
– Если вам удастся достичь своей цели, общины перестанут сдавать свой улов на заводы и продавать продукцию?
– Я не против того, чтобы общины сдавали свой улов на рыбоперерабатывающие заводы. Но не заводы должны диктовать свои условия общинам, а наоборот. Я считаю, что надо выбирать добросовестных партнеров. Снова приведу пример Усть-Большерецкого района. Там в рамках традиционной хозяйственной деятельности добывается до 1,5 тысячи тонн лососей ежегодно. Для переработки этого ресурса достаточно трех заводов. Я предлагаю общинам Усть-Большерецкого района выбрать три завода, которые предложат наиболее выгодные условия, официально заключить с ними соглашение, чтобы работать честно и открыто.
– По закону общины должны заниматься обеспечением традиционного образа жизни и традиционной хозяйственной деятельности. Разве продажа рыбной продукции – в традициях КМНС? Это больше похоже на бизнес.
– Если нас хотят отправить в прошлые века, мы к этому готовы, но только если нам обеспечат такие же условия, которые были в те времена. Во-первых, подход рыбы в том объеме, который существовал до начала промышленного рыболовства на Камчатке. Во-вторых, отмена промышленных рыболовных участков. В-третьих, возможность вести лов в реках традиционными орудиями, например, запорами, которые по эффективности не уступают ставным неводам.
Но если мы все-таки живем в XXI веке, давайте исходить из существующих условий. Я не сторонник конфликтов. Всегда можно найти компромисс, пойти на взаимные уступки. Например, коренные жители уже 10 лет как отказались от лова чавычи на западном побережье в пользу рыбаков-любителей, понимая, что этого ресурса мало и на всех его не хватит, хотя для многих аборигенов чавыча имеет важное обрядовое значение.
Что касается продажи продукции, то реализация водных биоресурсов, как и рыболовство, входит в перечень видов традиционной хозяйственной деятельности коренных малочисленных народов, который утвержден распоряжением Правительства России от 8 мая 2009 года № 631-р.
– Вы предлагаете аборигенам стать коммерсантами, хотя называете общину социальным инструментом. Здесь нет противоречия?
– Мы и стремимся решать социальные задачи. Никто лучше коренных жителей не знает, как обработать и заготовить рыбу, чтобы получить качественную и разнообразную продукцию. Если мы предложим этот продукт камчатцам по низким ценам, разве это не социальная направленность? А цена будет низкой, потому что стоимость промысла, который ведут общины, в разы ниже, чем у промышленников. Общины в отличие от предприятий не рвутся на внешние рынки. Внутреннего рынка им вполне достаточно. Я предложил руководству края организовать продажу продукции родовых общин на базе ярмарок местных производителей. Это пошло бы на пользу всем.
Если правильно организовать работу, то мы в сезон можем давать от 2,5 тысяч рабочих мест. Считаю важным условием, чтобы эти места предоставлялись представителям КМНС. Даже если приезжие работают лучше и дисциплины у них больше, мы должны брать своего, платить ему достойные деньги. Пусть набирается мастерства и тратит зарплату дома, создавая рабочие места здесь в сопутствующих отраслях. Это тоже будет нашим социальным вкладом.
Я согласен с тем, что государство, предоставляя федеральный ресурс, должно видеть отдачу от его использования, в том числе социальную отдачу. Чтобы получить этот ресурс, надо доказать, что ты им распорядишься не только в личных интересах, но и в интересах населениях. Поэтому считаю необходимым разработать региональную программу развития родовых общин, в которой будет обоснована целесообразность выделения ресурсов для традиционной хозяйственной деятельности.
– Как вы сказали, ежегодно на традиционный лов выделяется порядка 7 тысяч тонн лососей. Вместе с другими биоресурсами получается около 20 тысяч тонн. Это целесообразный объем?
– Эта цифра может показаться значительной только на первый взгляд. Возьмем для примера мойву. В 2021 году практически вся мойва западного побережья была предоставлена для традиционного лова, но она не пришла в прогнозируемых объемах. Получается, на бумаге – тысячи тонн, а по факту – мизер.
Кроме того, порядок подачи заявок на лов для КМНС отличается от порядков, установленных для промышленного рыболовства. Представитель КМНС должен подать заявку на предоставление водных биоресурсов на следующий год до 1 сентября текущего года, когда еще неизвестно, какими в следующем году будут допустимые и рекомендуемые уловы. Мы можем составлять заявки только на основе наших догадок. Какое будет принято решение по заявкам, мы тоже не знаем, так как не существует четкого алгоритма наделения ресурсом малочисленных коренных народов. Для нас это пока как игра рулетку: неизвестно, что выпадет – красное, черное или зеро. Да, закон гарантировал КМНС предоставление ресурсов в приоритетном порядке, но подзаконные акты нередко сводят эту льготу на нет.
– На личном приеме у председателя общественного совета Федерального агентства по рыболовству Германа Зверева, который состоялся в июне на Камчатке, вы предложили создать из представителей КМНС мини-аналог Камчатского рыбхозсовета, чтобы регулировать традиционный лов. Как это должно работать?
– Так уже было до 2008 года. Представители КМНС собирались за круглым столом, забывали внутренние разногласия и приходили к общему решению. В нашем сообществе мы все друг друга знаем. Мы знаем, кто стоит за той или иной общиной, какой социальный вклад общины вносят в жизнь районов. Кому, если не нам, регулировать их деятельность. Со временем это уляжется в традицию, в уклад.
Мы уже сделали шаг к возвращению этой практики, изменив структуру нашей ассоциации. Теперь она состоит не из физических лиц, как раньше, а из юридических – районных ассоциаций. В тех районах, где нет своих ассоциаций, будут созданы временные представительства. Это логичная, прозрачная и демократичная структура, в которой все вопросы будут решаться с учетом мнения большинства коренных жителей.