Следственный комитет признал пострадавшей члена сборной России по серфингу Майю Рудик по делу о загрязнении акватории Авачинского залива на Камчатке. Рудник тренировалась на Халактырском пляже и получила ожог глаз. Расследование причин экологического бедствия, в результате которого у берегов Камчатки погибли тысячи морских организмов, включая осьминогов, морских звезд и ежей, а также крабов, продолжается. С версией «красного прилива», получившей распространение в последние дни, пока готовы согласиться не все эксперты.
Красным приливом наука называет бурное размножение и последующую гибель водорослей, поглощающих при этом кислород и выделяющих в воду опасные токсины. Несколько дней назад эту версию как наиболее вероятную озвучил в ходе совещания с министром природных ресурсов и экологии РФ Дмитрием Кобылкиным вице-президент Российской академии наук Андрей Адрианов. Сибирь.Реалии спросили экспертов и наблюдателей, насколько правдоподобной кажется им эта гипотеза.
Биолог Маша Трифонова, специалист в области микологии и альгологии (изучение грибов и водорослей), опубликовала в ЖЖ пост, в котором рассказала о красных приливах и, в частности, привела свидетельство очевидца такого явления в китовой бухте у тропика Козерога в Южной Африке в 1880 году. «Появилось красное цветение воды, и её зловещий прилив выбросил огромное количество мёртвых животных на берег. Мёртвые рыбы образовали настоящий береговой барьер высотой в 5–6 футов (1,53–1,83 метра). Зловоние близ берегов продолжалось около 6 месяцев…»
– Красный прилив – это общее название «цветения» водорослей, водоросли на самом деле не цветут, а размножаются спорами, – говорит Маша Трифонова. – Мы все эти явления наблюдали, когда осенью после теплого лета «цветут» пруды, где вода застойная. Микроскопические сине-зеленые водоросли – это одни из первых обитателей нашей планеты, они вообще-то и не водоросли, а цианобактерии, фотосинтезирующие бактерии. Делятся (размножаются) они с невероятной скоростью, особенно если есть органика как удобрения, если тепло, светло и прочие благоприятные для них условия. Многие из них вырабатывают токсины. Когда водорослей становится много, они гибнут, им места не хватает и токсины выделяются в воду. И даже в небольших водоемах, озерах например, тоже гибнут рыба и донные организмы. Это красный прилив в небольшом масштабе. Все владельцы собак очень хорошо знают, что, если идешь с собаками, а вода цветет, туда их нельзя подпускать. Так же, как владельцы сельскохозяйственных животных. Красными приливами это называется потому, что у цианобактерий есть не один зеленый пигмент – хлорофилл, есть еще фикоцианин, синий пигмент, и фикоэритрин – красный пигмент. Когда клетки разрушаются, вода может окраситься в красный или синий цвет. Красный прилив – это общее название для явления. Потому что синее цветение случается реже, первый такой случай описан в Австралии в 1878 году, на озере Алегзандрина. Эту синюю воду пили овцы, свиньи, собаки – озеро было единственным водопоем. И они погибали. Люди посмотрели, пить не стали.
12 октября 2020 года: в Авачинской бухте водолазы собирают пробы грунта
– Но на Камчатке не было ни синей, ни красной воды, была желтоватая пленка…
– Вода не всегда окрашивается. Я знаю, что специалисты Института биологии моря Жирмунского во Владивостоке в пробах воды с Камчатки обнаружили динофлагелляты Dinophysis Fortii – у нее три опасных токсина, которые вызывают отравления разной степени тяжести. Яды эти, кстати, не исчезают при кулинарной обработке. И чаще всего страдают мидии и другие биофильтраторы, которые пропускают через себя все и накапливают в себе токсины. У североамериканских индейцев это явление называлось свечением моря, потому что есть еще и светящиеся водоросли, они светятся благодаря пигменту люциферину. Они заранее выставляли дозор, и когда начиналось свечение моря, на 2–3 месяца морепродукты были под запретом.
– В цитате, приведенной в вашем посте о красном приливе в Африке, говорится о множестве мертвой рыбы на берегу. Здесь вроде рыбы не было…
– Возможно, рыба уплыла. Вода при цветении приобретает неприятный вкус, они на это реагируют. Донные организмы уплыть не могут и остаются в этой обедненной кислородом ядовитой воде и гибнут. А рыбы, если есть возможность, могут уплыть. В случае, описанном в книге, – возможно, им помешало сильное течение.
– То есть другой версии уже не остается шанса, на ваш взгляд?
– Шанс есть всегда. Но это основная версия, тут очень похожи все симптомы. Вчера я видела интервью биолога Александра Семенова, он с биофака МГУ, один из лучших фотографов подводных. Он провел свое исследование и тоже считает, что это водоросли. Площадь поражения очень большая, у людей, чтобы так загадить море и столько уничтожить морских существ, вряд ли хватит «мощности». А сине-зеленых водорослей очень много, они сильно ядовитые. Красные приливы на Камчатке есть всегда, в 70-е годы там сделали атлас-справочник, который так и называется «Красные приливы у восточной Камчатки». То есть для них это обычное осеннее природное явление.
– Почему же многие на Камчатке восприняли это как нечто из ряда вон выходящее?
– Это очень страшно – гибель живых существ. Многие из местных жителей там живут не всю жизнь, а последнее сильное отравление в районе Авачинского залива, когда и люди погибли, отмечено, по-моему, в 73 году. Между большими вспышками проходит много лет. Людям свойственно забывать. А сейчас идет глобальное потепление, которого хватает, чтобы так размножались эти водоросли, вызывая гибель морских организмов. Кстати, водоросли меняют pН воды, и она становится благоприятной для размножения возбудителей холеры и полиомиелита. Надо обратить на это внимание, чтобы не допустить вспышки. Сам яд этот уйдет, природа знает, как его уничтожить. Это часть биосферной активности нашей планеты. И мы можем тут чувствовать себя маленькими, слабыми, незначительными.
Блогер Сергей Сигачев 20 лет прожил на Камчатке, потом переехал в Санкт-Петербург, но возвращался на полуостров в 2016-м и 2018-м. Говорит, что не является специалистом, но особенности местности знает очень хорошо и потому в версию техногенного загрязнения не верит.
– Я удивился, когда прочитал про то, что произошло на Халактырском пляже. Это – полоса, выходящая прямо к открытому океану, там в ста метрах от берега очень большие глубины, чуть ли не стометровые, это гигантская масса воды, огромные волны, открытый океан. Если бы был техногенный слив, он бы сразу растворился там. Грешили на реки. Пляж этот представляет собой очень плотную полосу вулканического песка, через которую пробиваются три маленькие речки. Они очень извилистые. Если предположить, что с Козельского полигона что-то попало в реку Налычево… Достаточно взглянуть на карту, насколько сильно она петляет, а перед океаном у нее есть бар – типа петли, и там очень мелко. Если бы взвесь и была, процентов 90 ее осталось бы в баре. Это своего рода фильтр. Поэтому мне было странно слышать, что кто-то что-то разлил, и в такой океанской массе воды вдруг такие последствия. Когда я там жил, такое было трижды. Мы тогда тоже гадали о причинах и объясняли это какими-то фантастическими версиями. Помню, однажды погиб косяк горбуши. Это было в доинтернетное время, поэтому такого шума не было. Три года назад подобное произошло в Авачинской бухте, тогда погибло мало морских организмов, но был насыщенный красный цвет. В этот раз цвет был немного другой, но все-таки, на мой взгляд, наиболее вероятная версия – это именно цветение водорослей.
– Почему же местные жители так переполошились, если в целом это явление пусть и не слишком частое, но все же вполне известное и знакомое?
– У нас там основная акватория – Авачинская бухта, куда выходят Петропавловск-Камчатский и Вилючинск. Вилючинск – военно-морская база, там действительно есть объекты риска. Поэтому любая такая ситуация рождает кучу конспирологических версий. Но пляж находится не в бухте, он на границе открытой акватории. Через эту бухту проходит много кораблей, наверняка какие-то из них что-то сбрасывают в воду, и если бы подобное произошло именно там, я бы не удивился. Но вряд ли эти загрязнения могут достичь Халактырского пляжа в такой концентрации, чтобы у серфингистов жгло глаза. На Камчатке, я знаю, многие сразу склонялись к версии цветения водорослей, но с паникой, которая распространялась в Интернете, они ничего сделать не могли.
Версия красного прилива вероятна, но пока не доказана, считает руководитель климатического проекта Гринпис в России Василий Яблоков.
– Эта версия имеет право на существование – как одна из версий. Анализы пока ничего не подтверждают, нет никаких свидетельств, что донные организмы погибли именно по этой причине. Другие причины тоже не подтверждены. Пока те анализы проб, которые уже готовы, картину не прояснили. Про красные приливы известно, что от них страдают рыбы, морские млекопитающие, люди. А в данном случае, прежде всего, пострадали донные организмы, причем насмерть, массово и на всем восточном побережье. И уже даже на западном побережье то же самое зафиксировано. Это очень плохо. И раньше такого не наблюдалось. Когда говорят, что подобное было, просто не на заселенных территориях, это неправда: везде есть рыбаки, в заповедниках ведется наблюдение, все равно это было бы зафиксировано. Пока нет четкой версии, почему умерли донные организмы. Кто-то говорит, что это асфиксия, кто-то приводит данные о повышении уровня токсинов, которые выделяют водоросли. Но пока это только мнения без каких-либо подтверждений.
– Обнаружение в пробах этих водорослей ни о чем не говорит?
– Так они здесь есть всегда. Вопрос в их цветении и выделении токсинов. Пока в телеграм-канале ситуационного штаба ЯМЫТИХИЙОКЕАН информации о том, что есть данные, подтверждающие их обнаружение, нет. Да, красные приливы были, но не факт, что сейчас дело в красном приливе. Это объяснение подходит, но доказательств нет.
– Кто-то сейчас делает анализы на присутствие токсинов этих водорослей?
– Мы, в частности, этим занимаемся. Но пока они не готовы. Не могу сказать, когда будут готовы. К тому же процесс начался в первой половине сентября, пробы отбирали в начале октября. Не исключено, что мы упустили момент. Но исследования в любом случае надо будет продолжать. Важно еще и оценить последствия произошедшего. Это масштабная история, которая затрагивает не только донные организмы, но и в целом всю экосистему побережья. Нужно понять, что будет дальше, и как к этому адаптироваться. Как это повлияет, в частности, на рыболовство? Это очень важно для края. Безопасно ли это для людей сейчас?
– А сейчас проводятся такие исследования?
– Этим должен заниматься КамчатНИРО, структура Росрыболовства. Ученые проводят много анализов, но это все занимает время.
Доцент Лимнологического института Сибирского отделения РАН Ольга Белых считает, что версия красного прилива нуждается в подтверждении более развернутыми исследованиями. Пока ее смущает масштаб ЧП.
– Я ориентируюсь только на снимки и информации из открытых источников. Теоретически можно допустить, что причина –в красном приливе. Но меня очень смущает масштаб произошедшего, гибель водных животных. В Бурятии была похожая ситуация на озере Котокельском – но там, вероятно, имели место сбросы, и таких заморов, как на Камчатке, все равно не было (в 2008 году произошла экологическая катастрофа на Котокельском озере: сначала погибли домашние животные, питавшиеся рыбой из него, потом начались отравления у людей, один человек погиб – ученые выяснили, что причиной было бурное развитие, а затем тотальная гибель водной травы элодеи канадской, в результате чего размножились сине-зеленые водоросли, выделяющие токсин микроцистин. В озере запретили ловить рыбу и даже купаться. Относительное восстановление водоема произошло лишь спустя много лет. Ситуацию, по мнению экспертов, усугубили хозяйственно-бытовые сбросы прибрежных баз отдыха. – Прим. С.Р.). Я думаю, здесь сыграли роль несколько факторов, в том числе, конечно, и глобальные изменения климата, которые повлияли и на водоросли. Пока сложно что-то сказать, меня смущает именно масштаб загрязнения и гибели организмов. Я жду более расширенного исследования. Причина все равно будет установлена.
Несостоятельной версию красного прилива считает главный научный сотрудник лаборатории морской экотоксикологии Тихоокеанского океанологического института им. В.И. Ильичева ДВО РАН Владимир Раков, доктор биологических наук.
– Ранее много работал с планктоном и донными животными. Токсичные одноклеточные водоросли (в основном динофлагелляты) мы находим в планктоне довольно часто, но всегда в мизерных количествах, если сравнивать с другими, более массовыми нетоксичными видами. Нетоксичные виды обычно дают еще одну – весенне-летнюю – «вспышку» («цветение»), что для широт от Владивостока до Петропавловска на Камчатке вполне естественно. Ближе к осени бывает летне-осенняя вспышка – небольшое повышение численности фитопланктона, но не всегда. И она значительно меньше.
Теперь о невозможности серьезного вреда для потребителей фитопланктона – по большей части он выедается зоопланктоном (веслоногими и ветвистоусыми рачками, коловратками, личинками беспозвоночных и т.п.), который находится во всей толще воды, и лишь немного – некоторыми группами активных фильтраторов, живущими на дне (обычно в слое всего лишь в 15–20 сантиметров от дна). К ним относятся в основном только двустворчатые моллюски (их среди выбросов на берегу было относительно немного), губки и мшанки (их вообще не заметил), асцидии (их также что-то не видно), и возможно, еще ряд совсем немногочисленных мелких животных. При этом двустворчатые моллюски, как самые активные фильтраторы, поедают не весь фитопланктон, а только самый мелкий, размером обычно не более 0,2 мм (более крупный у них просто в рот не вмещается). Если среди них есть микроводоросли, которых относят к ядовитым, то это не означает, что моллюски тут же от них погибают. Скорее, наоборот, они их с удовольствием съедают, а токсины накапливают в мягких тканях, и эти токсины все равно через какое-то время выводятся из организма моллюска. А вот когда их в мясе моллюсков много и человек их покушает, да еще в немалых количествах (например, рагу из мидий), вот тогда-то он и может отравиться – но не водорослями, а моллюсками. Отсюда их и называют токсичными. Это можно сравнить с известной рыбой фугу: кто знает, как разделать и умеет ее готовить, тот никогда ее мясом не отравится, тогда как «незнайка» может отправиться на тот свет.
Так вот, видно, что основную массу в штормовых выбросах (да и на дне) представляют те животные, которые никогда не питаются фитопланктоном, поскольку они хищники (морские звезды, осьминоги, брюхоногие моллюски, крабы, креветки, бычки…). Или те, что питаются водорослями-макрофитами (морская капуста, например), – это морские ежи, панцирные моллюски (хитоны), некоторые брюхоногие моллюски.
Кроме того, токсичные водоросли дают вспышки численности в основном намного южнее (юг Японии, юг Кореи) и в мелководных, прогреваемых, закрытых от открытого моря бухтах и заливах, образуя так называемые красные приливы. В районе Камчатки такие красные приливы от цветения водорослей не наблюдаются, так как там открытое в Тихий океан побережье с большими глубинами и сильными течениями. Отсюда и вывод – у берегов восточной Камчатки массовая гибель донных животных (преимущественно, хищников, трупоедов, фитофагов и детритофагов) произошла не от гибели токсичных водорослей, которыми эти животные не способны питаться, а по другим причинам.
– Но ведь у побережья Камчатки тоже фиксируется явление, известное как красные приливы.
– Уточню, что красные приливы, которые фиксируют у берегов Камчатки, в отличие от южнокорейских и японских, образуются не микроводорослями, а простейшими животными – инфузориями. У нас в районе Владивостока подобные красные приливы почти ежегодно образует ноктилюка (ночесветка), имеющая размеры до 2–3 мм – она отъедается более мелким фитопланктоном, и как хищник поедает и личинок моллюсков. Она не относится к токсичным животным: из-за накопленного жира ноктилюка окрашивается в красно-оранжевый цвет и плавает на поверхности воды, пугая людей своим цветом. Двустворчатые моллюски не способны поедать инфузории, хотя бы из-за их размеров. Да и те лишь окрашивают воду, большего вреда от них нет: да, они «мешают» (возможно, пугая) лососям зайти в реки, но и для рыбы они не смертельны.
Я не отрицаю наличие красных приливов у Камчатки, но скажите – от них гибнут осьминоги, морские ежи, звезды или двустворчатые моллюски, которые живут на дне? Нет таких сведений!
Если и бывают отрицательные воздействия от водорослей, то обычно только на хозяйствах марикультуры, когда моллюсков (жемчужниц, устриц) выращивают в садках, находящихся в толще воды в плотных искусственных посадках (десятки и сотни особей в одном садке). Но и там они гибнут не от токсинов, которые они накапливают из съеденных водорослей, а от вторичных воздействий – недостаток растворенного кислорода для дыхания, к примеру. Эти токсины опасны для людей, поедающих таких моллюсков в месяцы года без буквы «р» или «r» в названии (то есть с мая по август) – напомню, в это время не добывают и не снимают урожаи устриц, этот запрет даже включен в «Правила рыболовства…». Сами моллюски, живущие на дне, от таких микроводорослей не погибают – они их просто поедают.
Ведущий научный сотрудник камчатского филиала Тихоокеанского института географии Дальневосточного отделения РАН, кандидат биологических наук Владимир Бурканов считает, что причин ЧП может быть как минимум две. И одна из них – химическое загрязнение.
– Надо понимать, что первые снимки побережья были сделаны после первого сильного шторма в этом сезоне. Как специалист по морским млекопитающим, постоянно работающий на побережье, скажу, что с приходом осенних штормов выбросы мёртвых животных случаются. Мормлеки гибнут на малых глубинах, где привыкают проводить летние месяцы.
Но факт сильного загрязнения, судя по всем доступным данным, подтвержден. Локально: скорее всего, оно захватило вход в Авачинскую бухту, район Малой Лагерной и Большой Лагерной бухт, где, кстати, наблюдались массовые выбросы гидробионтов (морских животных).
При этом коллеги, работающие на юге Камчатки, передают, что после шторма там тоже были выбросы осьминогов. Все в рамках нормы – они собрали их и отлично приготовили, ничего необычного не заметили. Так что выбросы животных в начале осени явление скорее нормальное, чем аномальное.
Что ненормально, так это ожоги глаз, реальные травмы, которые получили люди, серферы. За почти 40 лет, что я живу на Камчатке, ни разу не наблюдал, чтобы люди во время купания получали травмы глаз! Это что-то экстраординарное. Число пострадавших не знаю, я их не обследовал, но верю коллегам, которые публикуют медицинские справки, зафиксировавшие ожоги роговицы.
По этой причине я все же склоняюсь к тому, что мы имеем дело с несколькими явлениями, наложившимися друг на друга и происходившим в одно время. Утечка неких химвеществ и, возможно, версия с водорослями. Может быть, оба среагировали еще и друг на друга, усилив воздействие.
Полагаю, что утечка идёт через какой-то ручей. Скорее всего, речь о каких-то химических захоронениях, могильниках либо это захоронения в самом океане. В Советском Союзе было принято топить разные отравляющие химические вещества прямо в море, – говорит Владимир Бурканов.
Первыми об экологическом неблагополучии на камчатском побережье в середине сентября стали сообщать серферы, у которых после погружения в воду в районе Халактырского пляжа появлялись тошнота и резь в глазах. Позднее на берегах бухт неподалеку от Петропавловска в большом количестве находили мертвых морских животных. Версии о роли сейсмической активности, а также загрязнения с местных полигонов, в том числе военного и химического, пока подтверждения не нашли. Результаты проведенных тестов, показавших превышение нормы содержания ряда химических веществ в воде, по мнению экспертов, не объясняют столь масштабную гибель морских организмов.